ВОСПОМИНАНИЯ О ДМИТРИИ СЕРГЕЕВИЧЕ КОРЖИНСКОМ

Лаборатория метаморфизма и метасоматизма им. академика Д.С. Коржинского

Русинов Владимир Леонидович

ВОСПОМИНАНИЯ О ДМИТРИИ СЕРГЕЕВИЧЕ КОРЖИНСКОМ

 

ДЯДЯ МИТЯЙ (В.Л. Русинов). Опубликовано в книге «Классик петрологии XX века». М.: Научный мир. 1999.

 

«Геолог должен уметь…не договорить»

Широко распространенное свойство человеческой натуры – внутренняя противоречивость, сочетание черт, на первый взгляд, плохо совместимых в одном человеке – особенно наглядно проявляются в людях выдающихся. Не обошла стороной эта особенность и Дмитрия Сергеевича. Высочайший интеллект сочетался в нем с детской непосредственностью и даже наивностью, высокая интеллигентность – с любовью к сальным анекдотам («Почему-то – говаривал Д.С. – самые смешные анекдоты – политические и сальные»), а строгая логика научной работы – с радостным восприятием окружающего мира, такого, какой он есть, и с эвристическим мышлением. Все эти и все другие противоречия жили, бурлили в могучем черепе мыслителя, на котором сияли светло-голубые, слегка навыкате, порой насмешливые, но всегда добрые глаза. Удивительно, но добрыми они были именно всегда, даже когда Д.С. устраивал кому-нибудь выволочку.

Большой ученый, теоретик, сосредоточенный на своих мыслях, Коржинский был внимателен к деталям, даже к тем, которые с его задачами прямо не связаны. Казалось бы, зачем ему запоминать в маршруте дорогу и ориентиры, когда под руками есть помощники и проводники. Но Дмитрию Сергеевичу самому доставляло удовольствие ориентироваться, особенно в трудных условиях. Он прекрасно запоминал не только обнажения, которые описывал, и, конечно, собранные им образцы, но и дорогу к ним. На о. Парамушир мы попали с Коржинским в 1959 году, в год его 60-летия. Времени на осмотр вулкана Эбеко у нас было 10 дней (от корабля до корабля) – вполне достаточно при хорошей погоде. Но погоду штормило, лил дождь с сильным ветром, и никаких просветов в тучах. Подождали 2 дня, потом Д.С. сказал: «Надо идти, а то можем просидеть до корабля и ничего не увидеть». Пошли. Через полчаса все на нас было мокро, ботинки полны водой, и мы шли, не разбираясь, по ручьям, по камням и по снежникам. За 3.5-4 часа хода в сплошном тумане (вернее, в туче) мы добрались до кратера. Видимости – никакой, ветер почему-то свищет со всех сторон одновременно, то тут, то там вырываются струи пара, временами проступают из облака очертания темных скал, пахнет преисподней. Прошли японский серный завод, и через несколько шагов он исчез во мгле. Мы долго бродили между сольфатарами, вышли к огромной воронке, извергающей с ревом струю пара, набрали образцов, и пришло время спускаться. В тумане, с дождем и меняющимся ветром это оказалось непростой задачей. Позже мы узнали, что незадолго до нас в этом месте заблудились пятеро работников рыбозавода. Их нашли через несколько днейдвое скончались от переохлаждения. Первым нашим ориентиром был серный завод, но я потерял всякое представление о том, в какой стороне находится этот чертов серный завод. Д.С. покрутил головой, посмотрел что-то в своем дневнике и решительно двинулся куда-то. Действительно, вышли на серный завод. Дальше с ориентирами было хуже. «Помните, Володя, где-то поблизости должна быть ревущая фумарола, около которой мы брали образцы серы, а от нее в 100 м проходит тропа. Вот здесь у меня зарисована схема.» Примерно так и оказалось, и мы выбрались из облака, спустились вниз к нашему бараку с гордым названием «Гостиница . Северокурильска», который обогревался «голландкой», и где можно было просушить ботинки до следующего подъема. Мы поднимались еще два раза, и все в такую же погоду, но тут уж и я стал ориентироваться, а вот как Д.С. ориентировался в первый раз, мне до сих пор непонятно.

Полевой дневник геолога – это не только производственный документ. Это и путеводитель по прошлому, и характеристика его хозяина. В дневнике геолог записывает, какая была погода, с кем он шел в маршрут, что необычного заметил, некоторые записывают впечатления, прямо к геологии не относящиеся, вообще все интересное. Полевые дневники Д.С. очень строгие и содержат только необходимую информацию.

 

1959 год. Мы с Д.С. Коржинским летим на Камчатку. В Хабаровске очередная посадка и, конечно, дождь, нелетная погода. Рейс задержан на сутки. Ночуем в одной из шатровых палаток, которые поставлены на площади перед аэропортом специально для горемык вроде нас. Палатки протекали.

«Эге-ге, ничего не поделаешь, без самолета не улетишь, так что устраивайтесь – этот дождь надолго, - сказал Д.С., скрипя раскладушкой, - Вообще геолог – животное неприхотливое. Знаете, что должен уметь геолог? – Не доесть, не доспать и, главное, не договорить. Я бы еще добавил – уметь терпеть и ждать. Такая у нас работа, любишь-не любишь, а приходится. Спокойной ночи, Володя». Очень скоро я услышал его похрапывание, а сам еще долго ворочался, вживаясь в эту обстановку. Наконец – вылет, садимся в самолет, но борт поменяли на ТУ-104м, в нем другие места, новые пассажиры, и нас попросили сесть на какие-то другие, не наши законные места у окна. Дмитрий Сергеевич был очень раздасадован, просто обижен и, подойдя к стюардессе, упрашивал посадить его у окна: «Ну, понимаете, я же геолог, и мне надо смотреть в окно на землю!»

Самолет подлетает к южному окончанию Камчатки, и по левому борту открывается завораживающая картина: с высоты в перспективе видны практически все камчатские вулканы вплоть до Ключевской группы. Д.С. просто прилип к окну, что-то высматривает и время от времени вскрикивает: «Какая красота!» Снижаемся. На уровне иллюминатора проплыла заснеженная вершина Корякской сопки, и – посадка на военном аэродроме Елизово. В Петропавловске нас поселили в центральной гостинице с видом на бухту и грузовой порт. «Пойдемте знакомиться с городом» - сказал Д.С., и мы пошли глазеть на сухогрузы, сейнеры, пирамиды селедочных бочек, на город и магазины. Зашли в «продмаг». Я пошел в одну сторону, а Д.С. прямым ходом – в рыбный отдел, что-то там разглядывал, и вдруг на весь магазин раздался его торжественный вопль: «Володя, чавыча!» Действительно, великолепная, огромная, сверкающая серебристой чешуей, на прилавке лежала чавыча. И мы купили здоровый кусок чавычи, и Д.С. сказал: « мы уже сегодня много посмотрели, я что-то есть захотел, пойдемте-ка домой». Мы пришли в гостиницу и стали есть чавычу. «В жизни не видал еще такой чавычи!» - восклицал Д.С., уписывая ее с таким энтузиазмом, что, хотя я в то время вообще рыбу не любил, тоже с удовольствием следовал его примеру. Здесь я впервые увидел, как жадно Дмитрий Сергеевич ловил даже небольшие радости, которые позволяла жизнь, и умел ими наслаждаться. Умел до тех пор, пока не наступила его осень. Но это уже другой разговор.

Потом были маршруты. Один из них должен был быть на Авачинскую сопку. Наши гиды предупредили Д.С., что подъем может быть для него трудным, на что Д.С., хитро улыбнувшись, ответил: «А вот мы посмотрим – я еще кое-кому могу фору датьНо маршрут не состоялся, так как там происходили военные маневры с артиллерийскими стрельбами, о чем свидетельствует пунктуальная запись в полевом дневнике Д.С.

Нас опекал тогда М.М. Василевский. Он готовил в то время кандидатскую диссертацию и хотел показать Д.С. своих объектов и обсудить с ним основные тезисы. Михаил Михайлович договорился с рыболовецким колхозом Сероглазка, чтобы нас свозили на катере в Вилючинскую бухту посмотреть одно из обнажений в устье какой-то речки. Должны были выйти с утра, но, пока катер грузился, заправлялся, день прошел и мы отплыли вечером в 22-15. Пришли в бухту, катер пришвартовался в рыбацком поселке. Дальше цитирую запись Д.С. в полевом дневнике: «Здесь на вельботе поплыли искать речку, но из-за ряда неудач вернулись в рыбный поселок на буксире около 2 ч. ночи». За этой скупой фразой скрывается на самом деле целое приключение. «Неудачи» состояли в том, что, не найдя в потемках речку с обнажениями, мы отплыли недалеко и пришвартовались у каких-то мостков. Только мы вылезли из вельбота, как к нам подошел солдат с автоматом, крикнул: «Стой, кто идет?», щелкнул затвором и велел следовать за ним, угрожая своей пушкой. Пришел начальник караула и объявил, что мы проникли на секретный военный объект, и он нас арестует до выяснения личностей. Выручили удостоверения Д.С. о том, что он академик и Герой Соц. Труда. В конце-концов начальник вызвал катер и, чтобы мы куда-нибудь еще не загуляли, на буксире отправил нас в рыбацкий поселок. Д.С. сильно переживал, но не позволил себе даже намека в полевом дневнике.

А потом был полет в Ключи на станцию вулканологов и поход к Ключевской группе вулканов, на взорвавшийся в 1956 г. вулкан Безымянный. По тайге ехали в вездеходе в дыму, в пыли и в грохоте, потом начался развал лавовых глыб, и мы пересели на лошадей. Д.С. лихо впрыгнул в седло, приосанился и взялся за управление своим мерином, который сразу признал хозяина и повиновался. В окрестности Ключевских вулканов не росло ничего, даже трава, не было ни капли воды, зато воздух звенел комарами. «Дмитрий Сергеевич, Вы бы смахнули этот гнус – у Вас голова просто черная от них». – «Ничего Вы не понимаете, Володя. Это тактика: сидят на моей лысине напившиеся, они уже не кусаются. А голодным негде приземлиться». К Безымянному шли с ночевкой на лавовом поле. Комары не отставали, и Д.С. предложил: «Знаете, очень хороший дымокур получается из конского навоза. Давайте разведем в палатке дымокурчик». Этого добра у нас было, дымокурчик мы развели такой, что бока у палатки вздулись. «Уф, - сказал Д.С., протирая слезящиеся от дыма глаза – зато отдохнем от этого гнуса» и залез в мешок. Гнус, действительно, такого напора не вынес и напомнил о себе только под утро. Но спать в этом дыму я все равно толком не мог, а Д.С. спал богатырским сном и здесь. Потом, уже в Ключах, был банкет. Вулканологи принимали Д.С. с почетом и любовью, к этому времени он уже успел стать душой общества и рассыпал свои анекдоты. За столом собрались вулканологи – энтузиасты и жизнелюбы. Софья Ивановна Набоко говорила в своей восторженно- эмоциональной манере о том, как здесь все интересно и какие хорошие ребята у них работают, стол кипел тостами, а Д.С. был в затруднении, поскольку вообще-то не пил, разве что-нибудь легкое, а тут все пили спирт. Народ боевой, в большинстве своем пили, не разбавляя, и когда настал момент, Д.С. отставил кружку с водой, встал, поднял свою с неразбавленным спиртом за успехи вулканологов и осушил ее до дна, чем покорил окончательно всю компанию.

 

«В природе все могет быть»

Осмотр живых вулканов, сольфатарных полей, ревущих фумарол произвел на Д.С. огромное впечатление. Он, вооруживший петрологов методами термодинамики обратимых процессов, открывший «эру минеральных равновесий» в петрологии, попал в окружение, прямо-таки в царство, неравновесных, необратимых процессов. Стоя у сольфатары, разбрызгивающей капли самородной серы. Д.С. задумчиво тер лысину и недоуменно вопрошал: «Почему же кристаллизуется сера на поверхности, в субаэральных условиях? Ведь если ее поджечь, она горит на воздухе, окисляясь в сернистый газ. Значит, она метастабильна, а тем не менее именно самородная сера образуется при окислении сероводорода в жерлах сольфатар. А вот здесь видите – совершенно резкий контакт мономинерального опалита с неизмененным андезитом, и никакой зональности – непорядок получается, не по теории. Но дело в том, что наши теории несовершенны, а природе на них наплевать! В природе все могет быть!» - рассуждал Д.С., отбивая молотком от горячей скалы образцы пахнущих серой пород в Северо-восточном сольфатарном поле вулкана Менделеева.

Наш маршрут пролегал по западному берегу о. Кунашир. Словно сторожевые башни, вдавались в море экструзивные купола риолитов, расположенные на равном расстоянии друг от друга вдоль берега. Риолиты свеженькие, с неразложенным стеклом, контакты резкие интрузивные, но в экзоконтакте – никаких следов метаморфизма вмещающих туфов. «Поразительно! Здесь совершенно отсутствуют явления магматического замещения и контактового метаморфизма, таких обычных в глубинных образованиях – заметил Д.С. – Видимо, из-за низкого давления и высокой температуры вода испаряется, жидкого раствора нет, а ведь для метаморфических реакций нужна именно жидкообразная вода. Смотрите: около низкотемпературных сольфатар, где полно воды, все изменено вдрызг, а стенки высокотемпературных газовых фумарол абсолютно свежие, они только инкрустируются материалом, выпадающим из газов при охлаждении». Это наблюдение стало впоследствии основой его концепции различия метасоматических процессов в приповерхностной, субвулканической и гипабиссальной фациях глубинности.

В Южно-Курильске мы жили в гостинице вдвоем в номере на первом этаже (этаж, правда, был всего один). Как-то я возвращался вечером, темнело, в окнах горел свет и, проходя мимо нашего окна, я увидел Д.С., сидящего за столом. Он читал какую-то книгу, обхватив голову руками, плечи его вздрагивали, мне показалось, что он плачет. Когда я вошел в комнату, он поднял голову – из глаз катились слезы. «Гумилев, - проговорил он – я взял у вас почитать. Прямо, знаете, за душу берет». Я был поражен такому проявлению чувств с его стороны, но позже убедился, что при своем могучем интеллекте Д.С. был человеком сильных чувств и прямо-таки взрывных эмоций. После какого-то фильма в местном клубе он шагал по дощатому тротуару по пути в гостиницу, сутулясь, заложив руки за спину, как бы глядя внутрь себя и прислушиваясь к своим мыслям, продолжал обсуждать увиденное: «Холодная в любви женщина – это ужасно! Одна дама как-то призналась мне, что в постели с мужем не испытывает никаких эмоций. Не знаю. Если бы она была так со мной, я бы убил ее!» Сильные чувства совмещались в Д.С. с приступами сентиментальности, когда он, например, рыдал в кинотеатре во время журнала, в котором показывали демонстрацию детишек в защиту то ли мира, то ли социализма. Возможно, что на него влияла экзотическая и даже романтическая обстановка «на краю земли», но факт, что разнообразные и порой противоречивые свойства совмещались в этом человеке, а, возможно, были и движущей силой его творчества.

Главным, однако, в нем был интеллект и увлеченность петрологией. В разговоре «за жизнь» он вспоминал, что долго колебался между математикой и геологией, и о своем выборе, в общем, не жалеет, хотя… «Хотя геологию пока еще с натяжкой можно назвать наукой. Открытие в геологии – это такая редкость: только теория катастроф Кювье и все. Кого из геологов можно назвать гением? Большой умница Вернадский, безусловно, выдающийся ум. Я его очень уважаю. А что он открыл? Слишком сложны геологические системы для моделирования слабым человеческим умишкой!» В словах этих и интонации слышалась некоторая неудовлетворенность человека, который не может полностью раскрыть, реализовать потенциальные возможности своего ума. Даже обида какая-то проскальзывала, хотя он тут же добавлял, что вполне счастлив и с удовольствием занимается петрологией. Тяга к точным наукам и привела Д.С. к открытию дифференциальной подвижности компонентов и нового даже в термодинамике представления о локальном равновесии, а ведь В.Н. Лодочников, его любимый учитель петрографии, жизни и анекдотов, узнав, что Д.С. занялся термодинамикой, этого не одобрил. «Ерунда это все – сказал, по признанию Д.С., Лодочников – и ничего путного из Вас не выйдет. А жаль: хороший петрограф пропадает».

Впечатления от Камчатки и Курил были бы неполными, не испытай мы там землетрясения. , не больше 4 баллов, без разрушений, но кроватки наши тряслись, и лампочка раскачивалась, и кружки на полке позвякивали. Д.С. откликнулся на это молниеносно:

«Ван Цзы Бэй, мудрец Китая,

Жизнь природы изучая,

Вывел следующий закон:

Только ночь Земли коснется,

Все живущее смеется,

И Земля чуть-чуть трясется

 

Впрочем, все такие высказывания и анекдоты Д.С. относил к категории «лодочниковских».

? Почему-то ГОД то 1980 (здесь), то 1981(далее о поездке в Атланту)

 

«Горчица после обеда»

Второй раз мне выпало путешествие с Д.С. Коржинским в г. Атланту, в «Персиковый» штат (Джорджия) в 1980 году. Цель поездки была очень приятной: Коржинскому присудили золотую медаль Минералогического Общества Америки (медаль Реблинга, инженера, построившего Бруклинский мост в Нью-Йорке, любителя минералов, собравшего замечательную минералогическую коллекцию). Д.С. был первым и единственным советским геологом, удостоившимся этой чести. Все было прекрасно, Д.С. пользовался большим уважением у петрологов и минералогов США, и принимали его как дорогого гостя. Ему был тогда 81 год, незадолго до того скончалась его жена Зоя Николаевна, и здоровье Д.С. покачнулось. Перед поездкой разболелся палец на ноге. Вроде – пустяк, а никак не могли подобрать ботинки, чтобы не давили на палец, хотел ехать в кедах – какая разница. А то и вовсе не ехать. Немножко он оживился, когда нас везли из аэропорта Далласа мимо Вашингтона. Он узнавал знакомые места, очень радовался. «А вот Геологическая Служба, я тут бывал!». Потом, в Атланте, все было замечательно, но Д.С. был весь сумеречный. Я спросил, как его нога. «Да и нога тоже. Знаете, Володя, приходит время, когда ничто не радует».

- Но, Дмитрий Сергеевич…

«Давайте договоримся. Помните, у меня был фельетон, в котором «племяш» расспрашивал дядю Митяя. Вот и зовите меня «дядя Митяй». Мне сейчас одиноко, а так будет приятно – как будто вы мой племянник»

- Конечно, с удовольствием. Дядя Митяй, ведь это здорово, что Вы получили медаль, что Вас так уважают и рады Вам.

«Конечно, это приятно, но радости не ощущаю. Это, знаете ли, все – горчица после обеда».

Тем не менее, он произнес тронную речь при вручении медали, и от экскурсии не отказался (хотя нога донимала), и в экскурсии затеял спор с местными петрографами по поводу гранитов и гранитизации, а в Атланте мы с ним сходили на порнофильмы («Только Вы уж никому не рассказывайте!»). Сквозь наступившие сумерки еще прорывались всплески жизненных сил его могучей натуры.

 

 

Из ПУТЕВЫХ ЗАМЕТОК о поездке в Атланту (ноябрь 1981 года)

В ПОЛЕТЕ

Д.С. подъехал за нами к Дому Союза Художников на Гоголевском в 8 часов, как и договаривались. «Ну, теперь полным ходом в Шереметьево-2!» Улицы пустынные – воскресенье; серая облачность, сыплет редкий мелкий снежок иногда, температура около-2ºС. Доехали за 45 минут. Новый аэропорт шикарный, все на «ихний» манер, просторно, но ни одного стула или кресла. Миновали все контроли и тогда только получили возможность посидеть. Бедный Д.С., но не жалуется.Только: «Нам бы у окошка занять место». Встретили Н.А. Богданова, академика Спицына. У окна места были только сзади (летели туристическим классом). Летим с посадкой в Гандере (Gander, Canada). 7 часов до Гандер + 1 час стоянки + 3 часа до Вашингтона. Вначале летим над сплошными облаками – ни Европы, ни океана не видать. Население в самолете все русское, кроме, кажется, 2-х американцев, сидящих за нами. Похоже, они с Запада.

Дорогой Н. Богданов вспомнил случай, как Д.С. потерялся при переезде из Сан-Франциско в Лос-Анджелес. Принимающий коллега посадил его в самолет и уехал домой. А самолет из-за погоды вернулся и сел в Сан-Франциско. Д.С. должен был в Лос-Анджелесе доехать до отеля Рица и там жить. Он сел в автобус с надписью Rizza, доехал до отеля и спросил, заплачено ли. –ет.» –«Ну заплатят.» –«Нет, лучше вы заплатите.» Заплатил, переночевал, никто из встречающих за ним не приходит. Пошел на улицу. Видит: экспозиция о реконструкции Сан-Франциско. –«Почему у вас такое внимание к Сан-Франциско?» -«Да потому что это Сан-Франциско.» -«Как? Разве не Лос-Анджелес?» А в это время «пропажу» разыскивали, но Д.С. успел сам оформить билет и улететь по назначению.

Вот Нью-Йорк. Все навалились на иллюминаторы правого борта, как только самолет не перевернули! Прекрасно виден прямоугольник пустой земли с озером, врезанный в кашу небоскребов. Масса причалов, как иглы ежа. В заливах, проливах, рукавах – масса белых точек – яхты, катера. Снуют пароходы. Под нами пролетают самолеты. подлетаем к Вашингтону – сгущаются дороги, они скрещиваются, образуют запутанные узлы, петли. В аэропорту нас встретил геолог из Геологической Службы Америки (Milton).

 

WELCOME TO ATLANTA

Целью нашей поездки в США была золотая медаль имени Роблинга, которую Минералогическое Общество Америки (МОА) присудило Дмитрию Сергеевичу Коржинскому. Согласно с принятым церемониалом на специальном заседании кто-либо из членов Минералогического Общества представляет, то- есть резюмирует главные заслуги награжденного, затем президент вручает медаль, а «медалист» произносит ответную речь. Коржинского представлял Джеймс (или, как его зовут коллеги, Джим) Томпсон (мл.), известный петролог, который самостоятельно пришел к идее дифференциальной подвижности компонентов (правда, на 15 лет позже Дмитрия Сергеевича). Дж. Томпсон не только большой ученый, но и увлеченный педагог, профессор Гарвардского университета. Его многочисленные ученики теперь уже сами занимают ведущие позиции в петрологии и минералогии. Например, доктор Г. Эрнст – экспрезидент Минералогического Общества Америки, доктор Е-Ан-Зен, широко известный специалист в области физико-химической петрологии, и другие. Идеи Коржинского-Томпсона, таким образом, получили широкую поддержку среди американских петрологов и, отчасти, минералогов, особенно среди молодежи.

Вручение медали было приурочено к годичной сессии МОА, которая проходила в г. Атланте (штат Джорджия) вместе с годичной сессией Геологического Общества Америки и др. геологических обществ. На этом объединенном съезде присутствовало порядка 5000 человек – значительная часть геологического общества США и отчасти Канады.

Многие из присутствовавших знали Коржинского, подходили поговорить, и многие, лично с ним незнакомые, студенты, молодые специалисты – просто поздороваться и сказать несколько слов. Мне было интересно, как они узнают Коржинского. Сам Дмитрий Сергеевич, по-видимому, не очень удивлялся. «Знаете – рассказал он – однажды я приехал на поезде в Чехословакию и на вокзале меня встретил специально прибывший для этого сотрудник Геологического Института. Он сразу направился ко мне и представился. Я спросил, как он узнал, что это я, на что тот ответил: «Довольно просто – мне объяснили, что Вы очень похожи на Урхо Кекконена». Так или иначе, к Коржинскому подходили в коридорах и на заседаниях в Доме Конгрессов и в отеле.

Во время вручения медали присутствующие встали и стоя приветствовали Коржинского аплодисментами, которые продолжались минуты 2-3. После этого сильно Д.С. Коржинский произнес ответное слово, в котором остановился на главных своих идеях. Он отметил, что они (его идеи) неоднократно вызывали яростные дискуссии, и ему очень приятно, что несмотря на эти дискуссии Минералогическое Общество сочло возможным наградить его медалью.

Выступление было также встречено аплодисментами. Образовалась очередь к Коржинскому из желающих лично поздравить его. Затем он собрался уходить, но д-р Г. Эрнст пододвинул к нему коробочку и напомнил: Не забудьте Вашу медаль, она все-таки $2000 стоит.

Сам съезд произвел большое впечатление обилием участников, секций, разнообразием тематики докладов, обилием организационных совещаний и т.д. Съезд работал очень интенсивно, организация была четкая, регламент докладов строго соблюдался.

Кроме таких приятных занятий, как получение медали и вечер в Харбор ресторане, организованный Дж. Томпсоном, мы, конечно, занимались делом, то-есть ходили на заседания и смотрели выставки книг и оборудования. На выставке книг специальный стенд был отведен для материалов по извержению вулкана Сант Элен в Калифорнии, происшедшем этой осенью. Показывали серию слайдов, сопровождающуюся лекцией. Две серии слайдов продавались, но стоили баснословные деньги: 40 и 75$. Причем в объявлении утверждалось, что после окончания сессии они будут продаваться по еще более высокой цене. Поэтому мне пришлось удовольствоваться черно-белой фотографией извержения за 4$.

Кроме работы нам удавалось прогуляться по улицам города. На это у нас было мало времени, и мы были ограничены отсутствием транспортных средств, и все же…

Атланта – большой, довольно старый город, раскинувшийся на огромной территории. В основном дома в нем низкие: 5-10 этажей, а достопримечательности разбросаны по разным его концам. У нас машины не было и мы не попали ни в Музей Искусств, ни в театр, ни в парк. Двадцать лет тому назад в городе был построен современный центр – Сити – из небоскребов. Здесь, на небольшой площади сосредоточены крупные банки, отели, Мировой Центр Конгрессов, Университеты, многоэтажные гаражи, несколько крупных универмагов. В комплексе небоскребов выделяется круглая стеклянная башня – отель «Пичри Центр» (Peach-tree Centre), так же называется район и центральная улица Атланты, столицы штата Джорджия, который славится широким распространением персиковых садов.

 

В момент нашего приезда в Атланте было неспокойно. Каждый день по телевизору велась специальная передача: «Берегите ваших детей». В городе объявился какой-то тип, сумасшедший, который убивал детей-негритят. Уже насчитывалось 10 жертв, а полиция пока не напала на след преступника. В связи с этим участникам съезда раздали специальные обращения с привлекательным названием «Добро пожаловать в Атланту», где давались инструкции по «технике безопасности» во время пребывания в городе, на улицах. Среди советов были и такие: - Если Вы оказались в незнакомой части города, ни в коем случае не обращайтесь с расспросами к прохожим, не показывайте признаков растерянности.– Сразу же старайтесь сесть в автобус или такси. – Не вздумайте приходить на помощь кому-нибудь на улице, если услышите крики. – В отеле пользуйтесь только лифтами, избегайте лестниц. В лифте стойте поближе к кнопкам управления и сигнализации. И т.д.

Впрочем, на нас никто не напал. Было удивительным полное отсутствие на улицах регулировщиков и вообще полисменов (за все время пребывания в Атланте мы встретили двух полисменов, один из которых патрулировал свой участок верхом на лошади).

 

ЭКСКУРСИЯ

Наш предпоследний день в Атланте был занят экскурсией на гранитный массив Стони Маунтин в 80 милях к СВ от Атланты, расположенный на территории Национального Парка с тем же названием. Выходы этого массива являют собой необычное зрелище: среди общем равнинной, слабо холмистой залесенной местности возвышается округлая гора, абсолютно лишенная растительности, как бы оглаженная ветрами и водами. На крутом склоне горы высечен огромный барельеф с изображениями генералов времен Гражданской войны. На вершину горы желающие могут забраться по подвесной канатной дороге. Можно объехать вокруг горы на поезде, составленном из вагончиков и паровозика старинного облика. Возле станции, где останавливается поезд, расположен музей второй мировой войны, в котором выставлены документы, фотографии, рассказывающие об участии США в этой войне.